Повседневная жизнь советской богемы от Лили Брик до Галины Брежневой - Александр Анатольевич Васькин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С тех пор собрания «кружка патриотов» проходили на Котельнической набережной с не меньшей интенсивностью, чем богемные вечера у Мессерера или Глазунова. Число участников с каждым разом расширялось. Шевцов привел друзей и коллег, ведших беспрестанные разговоры «о надвигающейся духовной экспансии американо-израильской эрзац-культуры, которой благоволил произраильский режим Брежнева. Мы говорили вслух о том, о чем не дозволено было говорить публично со страниц газет и журналов, с экрана телевидения, контролируемых сионистскими “агентами влияния”. Когда Константину Иванову с великим трудом удавалось провести концерт симфонического оркестра, которым он дирижировал в Колонном зале, мы всем составом своего кружка шли в Дом Союзов, чтоб насладиться прекрасной классической музыкой, испить глоток чистой воды, не отравленной заморскими помоями».
Членам кружка явно не хватало общества Шевцова в салоне Грум-Гржимайло, и каждый из них захотел видеть его у себя в гостях. Квартира Огнивцева поразила писателя — музей, да и только. На стенах Айвазовский, Маковский, Мясоедов и даже «Иисус Христос у Мертвого моря» Ивана Крамского, авторское повторение. По углам — старинная мебель, наполненная серебром, хрусталем и фарфором, принадлежавшим до 1917 года чуть ли не императорской семье. Интерьер свидетельствовал о высоком положении хозяина квартиры — одного из первых солистов Большого театра, народного артиста СССР, лауреата Сталинской премии 1-й степени 1951 года за исполнение партии Досифея в «Хованщине».
Огнивцев часто выступал на радио, по телевидению, находясь в самом расцвете сил. За спиной певца говорили о том, что он внебрачный сын Шаляпина — уж так был похож и статью, и голосом! Приятель Шевцова баритон Алексей Иванов открыл ему страшную тайну: «Он ведь детдомовец. Родителей своих не знает. А между прочим у Шаляпина был импресарио Пашка Агнивцев. И фамилия у Александра до прихода в Большой театр была тоже Агнивцев. Это Голованов переделал ему “А” на “О”. Николай Семенович говорил: не театральная у тебя фамилия: Агнивцев-Говнивцев. Огнивцев — это звучит!»
Желанным гостем стал Шевцов и у Чечулина, проектировавшего высотку на Котельнической набережной. Сталин остроумно придумал, что архитекторы должны жить в тех же домах, что и строили. Бывал писатель в трехкомнатной квартире архитектора, на его даче в Снегирях и мастерской на Красной Пресне. Вид из удобной и со вкусом обставленной трехкомнатной квартиры Чечулина открывался потрясающий — на Кремль и Яузу. За столом у Чечулиных Шевцов как-то столкнулся с академиком Георгием Арбатовым (близким к Андропову), женатым на племяннице супруги архитектора. Подозрительный Арбатов Шевцову не понравился — сторонник «произраильского режима Брежнева»!
В 1960-х годах Шевцов обосновался в поселке Семхоз под Загорском, где постепенно возникла своеобразная колония писателей-единомышленников, консервативно настроенных в отношении происходящих в стране событий. Здесь жили, в частности, Анатолий Иванов, автор советских бестселлеров «Вечный зов» и «Тени исчезают в полдень», поэты Игорь Кобзев, Владимир Фирсов. Желанным гостем у «радонежцев» (это выражение иногда употребляется в связи с близостью поселка Радонеж) был известный своими антиалкогольными проповедями хирург-трезвенник Федор Углов. Поселок «радонежцев» называли еще Анти-Переделкино.
А в самом Переделкине был свой салон — в доме Виктора Луи, журналиста-международника, как тогда говорили. Виктор Луи — странная фигура в московской богеме, до сих пор вызывающая немало вопросов. Кто-то считает его агентом спецслужб, другие и вовсе — двойным агентом. «Свой среди чужих, чужой среди своих» — это определение к нему, пожалуй, подходит больше всего. Какой факт из его биографии ни возьми — он всегда имеет иное, часто альтернативное, толкование. Например, что его истинная фамилия — не Луи, а Левин. И что во время войны он, якобы сын адвоката, работал не поваренком в «Метрополе», а в обслуге иностранных посольств в Москве. В 1946 году (или в 1950-м) был арестован и получил «четвертак» и не за шпионаж, а за спекуляцию. В лагере Луи был снабженцем, «стучал» — так об этом пишет сидевший с ним Валерий Фрид. Там еще отбывали срок в это время Ярослав Смеляков и Алексей Каплер, осужденный за роман со Светланой Сталиной. Каплер предупредил Фрида: «Если вы не хотите иметь крупных неприятностей, будьте очень осторожны с этим человеком… Это очень опасный человек!»
В 1956 году Луи реабилитировали (а может, и просто выпустили) и привели в салон к Стивенсам, сделавшим из него влиятельнейшую фигуру в СССР с очень большими и далеко уходящими связями. Художник Валентин Воробьев вспоминает: «Бывший зек Виталий Левин недолго слонялся безработным. Его привезли к Стивенсу на просмотр. В тяжелые военные годы он был посыльным “Торгсина” и теперь стал настоящим знатоком советской жизни. Без промедления этот феномен, знающий английский язык и предпочитавший откликаться на Виктор Луи, стал незаменимым помощником в делах американца. Сирота, в отрочестве по глупости попавший в исправительно-трудовые лагеря, прошел огонь, воду и медные трубы и был готов сокрушить любые препятствия. Настоящая находка для американца, искавшего широких связей в мире бывших зеков. С таким помощником можно идти в любую разведку… В 1958 году Виктор Луи с невероятной быстротой раздобыл “список предателей”, имена писателей, решавших судьбу великого Бориса Леонидовича Пастернака — тюрьма, расстрел, изгнание на дикий Запад. И — мировая сенсация! Разворот в “Look Magazine”! Для дураков — барак свободы и давка за куском хлеба, а для умных — закрытый распределитель, бесконечные коктейли, красотки и красавцы из “Метрополя”. И личная контора “The Evening News” — Ленинский проспект, 45! Жена Дженнифер Стэтхэм (Jennifer Statham), подданная Ее Величества королевы Великобритании, и группа поддержки — русский фотограф, кухарка и шофер».
Действительно, чудеса. Эдмунд Стивенс взял Луи к себе помощником, и началась его карьера как «нашего собственного корреспондента» в Москве. И зря пишут, что, дескать, простой народ его знать не знал. Знал — да еще как, фамилию эту постоянно повторяли вражеские радиоголоса, которые слушали даже в узбекских чайханах. Луи приписывают передачу на Запад важнейших эпистолярных документов эпохи — стенограмму позорного пленума Союза писателей СССР, где исключали Пастернака, рукописи «20 писем к другу» Светланы Аллилуевой и «Ракового корпуса» Александра Солженицына. Он же передал за кордон сумку с пленкой, с наговоренными отставленным Хрущевым мемуарами, и видеосюжет о том, как бывший глава государства спокойно живет на покое на своей даче. Луи первым сообщил на Западе и об отставке Хрущева в октябре 1964 года, о взрыве в московском метро в 1977 году и т. д. И откуда только у него была такая информация? Сломавшие немало копий биографы Луи делают однозначный вывод, что он был «сливным бачком», наряду с правдивыми сведениями, сливая на Запад еще и дезинформацию.
Жена —
